	25 февраля 2010 Вадим Блаженный: Праздник опять с тобой! Первый сборник стихов «Пожар на поверхности мозга» Блаженный издал еще в 1993 году. Затем появились «Минет продолжается» и «Посмотри, как горит моя мама». Они отличаются не только детонирующим содержимым, но и очень необычным оформлением. Это оформление уже выделяет книгу из всех остальных! Стилистически они близки к Васылю Голобородько, который тоже впереди авангарда. Только авангарда украинского. В общем, читать Вадима Блаженного так же приятно как, проснувшись в шесть утра, умыться снегом и отжаться 50 раз. Ощущается тот редкий сегодня драйв и, цитируя С. Троицкого, бодрость духа. Чтобы в этом убедиться, лучше просто встретиться с Вадимом Блаженным и узнать его творчество глубже, подробней. Что я и сделал. «Вечерний Луганск»: Почему П.О.С.Т.? Что ты имел в виду под эпиграфом? Вадим Блаженный: Дело в том, что я начал писать поэму год назад, а феврале 2009 года, как-то совпало со временем поста у православных. Эпиграф «В кого ты хочешь стрелять? Здесь нет никого, кроме Бога». Собственно, для меня процесс создания поэмы был своеобразным мистическим опытом, путешествием вглубь себя. Это мистическое откровение, дневниковые записи не то чтобы общения с Богом, а, скорее, некоего ощущения присутствия, некий намек на то что я оказался подобен инструменту. Для меня необычным было то, что между написанием строк «Что-то Солнце на себя не похоже» и «последним отверстием сознательной тьмы» прошло всего две недели. Без правки, спонтанно. Не хотелось ничего менять, просто ушло бы ощущение. На самом деле, здесь Сократ правильно высказался: «Я знаю, что ничего не знаю». Интерпретаций может быть множество, а определенность обыденна и скучна. Знаешь, это как у Юнга, про коллективное бессознательное. Только у меня - космическое бессознательное. Если Бог - океан, то все мы капли этого океана. Люди, предметы - мы растворяемся в нем. «В.Л.»: П.О.С.Т. очень необычно оформлен. Вероятно, это связано с концепцией откровения? В.Б. Конечно. И образ океана, и то, что все мы являемся лишь частью чего-то большего. Кстати, сложно было сделать следы на воде. Мне художник говорил: «Вадик, на воде ведь не остается следов» - «Конечно, Серега, не остается». Я рад, что получилось естественно. На мой взгляд, лучше всего - искусство естественное, без вмешательства, когда получается вcе и сразу. Дальше идет искусственное искусство, ну и совсем искусственное искусство, когда произведение пишется на заданную тему, ко дню рождения, например. Помню, три дня мучился, выдавливал из себя четыре строчки и сдал в последний момент...Для меня отшлифовка неприятна, стараюсь обходиться без нее. Рационализм мешает, ведь творчество иррационально. «В.Л.» Поэтому ты увлекся восточной философией? Она ведь тоже иррациональна (Примечание: в конце книги есть «список использованной бумаги» - Хайдеггер, Фройд и проч. и список нерекомендуемой литературы: Бодхтдхарма, Будда и т.д.) В.Б. Да, я сейчас увлекся восточной философией. Она иррациональна, как и Ницше, кстати. В моих ранних книгах многое написано под его влиянием. Из восточных читаю Бхагават-Гиту, Коран, суфиев. к примеру, Кабира. Интересный персонаж, он однажды, во время молитвы, взобрался на мечеть и крикнул в ухо поющему муэдзину: «Чего ты кричишь? Ты что, оглох?». Хайяма тоже, он ведь суфием был. Когда читаешь арабские комментарии «Рубайата», то узнаешь, что в случаях, когда Омар Хайям упоминает вино, то он имеет в виду истину. А в английских (вообще, в европейских переводах) он предстает лишь алкоголиком-гедонистом. «В.Л.»: Что для тебя истина? В.Б. Для меня истина в том, что задача каждого человека состоит в нахождении себя. Нужно стремиться к настоящему, а все идеологии надуманны. И начинать с себя. Я не люблю одержимых людей. Я взял псевдоним в 1985 именно по этой причине. Блаженный - это не одержимый, это самодостаточный человек. Сковорода, Сократ тот же. Возможно, мне близок иррационализм, поскольку в нем нет этой железной серьезности. Когда человек точно знает, кто он. Мне кажется, что люди, объединяющиеся в толпу, в любое течение, теряют многое в отношении творческих возможностей. Одиночество, прежде всего, не отсутствие кого-то, а присутствие себя. Но я не эгоист, ты ведь не думаешь так? «В.Л.»: Конечно, нет. У тебя сколько дисков? В.Б. Около двух тысяч. «В.Л.»: 2000 дисков, и жена, и дочь. Если бы ты был эгоистом, у тебя было бы 10000 дисков и ты жил бы один. В.Б. Пожалуй, верно. «В.Л.»: Кстати, как ты относишься к творчеству своей дочери Евгении Голубенко? В.Б. Я очень горжусь Женей и всем, что она делает. Она победитель и лауреат многочисленных литературных конкурсов. У нее уже вышел сборник стихов, а также книга прозы: «Шизофрения: прыжок». Надеюсь, это не последняя книга. «В.Л.»: Присоединяюсь. А кто из луганских писателей тебе наиболее близок? В.Б. Афористичный минималист Сергей Панов и глыба украинской литературы Васыль Голобородько. «В.Л.»: Планируется ли презентация книги? Хочется вживую услышать. В.Б. Пока не планируется. Хотя не буду категоричен, все может измениться. Почему я так редко выступаю? У каждого слушателя по поводу моих текстов возникают вопросы. Строчка - вопрос. Проблема двояка: с одной стороны, это ведь стеб над собой; а с другой, со временем интерпретация меняется. Разное время - разное понимание. Прикол в том, что мне не хочется формулировать. Кроме того, попадаются странные читатели. Как-то раз в луганской литературной гостиной «СТАН» ко мне подошла девочка, похожая на маньячку. Она сказала, что мои стихи напомнили ей Анну Ахматову, которая умерла в 1966 году. Следовательно, произошла реинкарнация, несмотря на то, что Ахматова скончалась через несколько месяцев после моего рождения... После этого случая выступаю все реже. Для Меня Бог - это и процесс. Каждый раз смотришь на то, что написал, по разному. Стих - как любимая женщина. Вспоминаешь то или мгновение, жест... Название издательства My Penis Land означает, что процесс создания произведения похож на любовный акт, роман с музой. У Вуди Аллена есть гениальная фраза: «Откуда я знаю, что я такой хороший любовник? Я ПОСТоянно проверяю это на себе». Но чтобы услышать, я в будущем хочу сделать аудиокнигу поэмы. Где я буду читать только первую и последнюю строки. Под музыку, остальное будут начитывать другие люди. Каждый будет читать разным тоном: радостным, плачущим и т.д. По возможности, постараюсь использовать разные голоса: женские, мужские, детские. И пусть следующая книга будет с таким своеобразным бонусом. Или это будет видеокнига. Но сделать видеокнигу сложнее. «В.Л.»: А можно в аудиокниге участие принять? В.Б. Можно. «В.Л.»: Еще вопрос: как ты относишься к литературным мистификациям? В.Б. К мистификациям? Положительно! Мистификация, она же мифологизация себя, любимого, свойственна каждому поэту в той или иной мере, я думаю. Правда, я не буду говорить сейчас о всех мистификациях, к которым имею отношение сам! Вот у Сергея Курехина была потрясающая история. Когда они были в США на гастролях, то Курехин рассказал журналистам о том, как он в автомобильной аварии потерял кисти рук и играет на фортепиано с помощью протезов, сделанных советскими учеными, лучшими в мире. Американцы поверили, привели хирургов... Повторю, мифологизация необходима, учитывая, что жизнь - штука несерьезная. «В.Л.»: Если уж речь зашла о музыке, то твоя поэзия пропитана духом семидесятых, хардрока. Какие группы ты любишь больше всех? В.Б. Для меня важна не только музыка семидесятых, но и шестидесятых. Я люблю все группы, а выделяю особо три имени. Роберт Фрипп («Кинг Кримсон»); безумный ницшеанец Джим Моррион (Doors); И, наконец, Оззи! Я даже в детстве мечтал стать именно Оззи Осборном. Остальные группы я не забываю, и «Моторхед» замыкает верхнюю десятку моего топ-листа! «В.Л.»: На сайте покойного Ильи Кормильцева есть много литературных обработок Лед Зеппелин. Не удивлюсь, если и у тебя есть переводы песен – Black Sabbat, к примеру. В.Б. Я не занимаюсь сейчас литературными переводами, так как мне интереснее создать что-нибудь свое. Но когда был подростком, действительно, переводил. Моим первым поэтическим опытом было создание текстов для школьного рок-ансамбля, где играли мои друзья. Они же давали мне подстрочник, а я уже ваял свой текст, нередко сильно отличающийся от тех же Uriah Heep и пр. Переводы остались в старых папках, где лежат недописанные, недооформленные вещи. Хотелось бы скоро ими заняться. Как я указывал в послесловии, моей следующей книгой станет сборник «Красота не глубже кожи». А в 2011-2012 году я хочу взяться за сборник неизданного, всех этих отрывков. Оформим его как положено: с типографским надрывом, в виде истрепанной тетради, может, сделаем на обложке след от чашки и т.д. Если я еще переводы не выбросил, то какие-то из них войдут. Но все это, на мой взгляд, менее значительно, чем поэзия. Хотя есть у меня текст «Шоколадный Иисус», написанный прямо по мотивам песни Тома Вэйтса. «В.Л.»: И последний, традиционный вопрос: какие творческие планы? В.Б. Планируем выйти на российский рынок. Я же русскоязычный поэт. «В.Л.»: Зачем же скромничать, ты целый русский поэт! В.Б. Спасибо на добром слове! Александр Сигида

25 февраля 2010

Вадим Блаженный: Праздник опять с тобой!

Первый сборник стихов «Пожар на поверхности мозга» Блаженный издал еще в 1993 году. Затем появились «Минет продолжается» и «Посмотри, как горит моя мама». Они отличаются не только детонирующим содержимым, но и очень необычным оформлением. Это оформление уже выделяет книгу из всех остальных! Стилистически они близки к Васылю Голобородько, который тоже впереди авангарда. Только авангарда украинского. В общем, читать Вадима Блаженного так же приятно как, проснувшись в шесть утра, умыться снегом и отжаться 50 раз. Ощущается тот редкий сегодня драйв и, цитируя С. Троицкого, бодрость духа.

Чтобы в этом убедиться, лучше просто встретиться с Вадимом Блаженным и узнать его творчество глубже, подробней. Что я и сделал.

«Вечерний Луганск»: Почему П.О.С.Т.? Что ты имел в виду под эпиграфом?

Вадим Блаженный: Дело в том, что я начал писать поэму год назад, а феврале 2009 года, как-то совпало со временем поста у православных. Эпиграф «В кого ты хочешь стрелять? Здесь нет никого, кроме Бога». Собственно, для меня процесс создания поэмы был своеобразным мистическим опытом, путешествием вглубь себя. Это мистическое откровение, дневниковые записи не то чтобы общения с Богом, а, скорее, некоего ощущения присутствия, некий намек на то что я оказался подобен инструменту. Для меня необычным было то, что между написанием строк «Что-то Солнце на себя не похоже» и «последним отверстием сознательной тьмы» прошло всего две недели. Без правки, спонтанно. Не хотелось ничего менять, просто ушло бы ощущение. На самом деле, здесь Сократ правильно высказался: «Я знаю, что ничего не знаю». Интерпретаций может быть множество, а определенность обыденна и скучна. Знаешь, это как у Юнга, про коллективное бессознательное. Только у меня - космическое бессознательное. Если Бог - океан, то все мы капли этого океана. Люди, предметы - мы растворяемся в нем.

«В.Л.»: П.О.С.Т. очень необычно оформлен. Вероятно, это связано с концепцией откровения?

В.Б. Конечно. И образ океана, и то, что все мы являемся лишь частью чего-то большего. Кстати, сложно было сделать следы на воде. Мне художник говорил: «Вадик, на воде ведь не остается следов» - «Конечно, Серега, не остается». Я рад, что получилось естественно. На мой взгляд, лучше всего - искусство естественное, без вмешательства, когда получается вcе и сразу. Дальше идет искусственное искусство, ну и совсем искусственное искусство, когда произведение пишется на заданную тему, ко дню рождения, например. Помню, три дня мучился, выдавливал из себя четыре строчки и сдал в последний момент...Для меня отшлифовка неприятна, стараюсь обходиться без нее. Рационализм мешает, ведь творчество иррационально.

«В.Л.» Поэтому ты увлекся восточной философией? Она ведь тоже иррациональна (Примечание: в конце книги есть «список использованной бумаги» - Хайдеггер, Фройд и проч. и список нерекомендуемой литературы: Бодхтдхарма, Будда и т.д.)

В.Б. Да, я сейчас увлекся восточной философией. Она иррациональна, как и Ницше, кстати. В моих ранних книгах многое написано под его влиянием. Из восточных читаю Бхагават-Гиту, Коран, суфиев. к примеру, Кабира. Интересный персонаж, он однажды, во время молитвы, взобрался на мечеть и крикнул в ухо поющему муэдзину: «Чего ты кричишь? Ты что, оглох?». Хайяма тоже, он ведь суфием был. Когда читаешь арабские комментарии «Рубайата», то узнаешь, что в случаях, когда Омар Хайям упоминает вино, то он имеет в виду истину. А в английских (вообще, в европейских переводах) он предстает лишь алкоголиком-гедонистом.

«В.Л.»: Что для тебя истина?

В.Б. Для меня истина в том, что задача каждого человека состоит в нахождении себя. Нужно стремиться к настоящему, а все идеологии надуманны. И начинать с себя. Я не люблю одержимых людей. Я взял псевдоним в 1985 именно по этой причине. Блаженный - это не одержимый, это самодостаточный человек. Сковорода, Сократ тот же. Возможно, мне близок иррационализм, поскольку в нем нет этой железной серьезности. Когда человек точно знает, кто он. Мне кажется, что люди, объединяющиеся в толпу, в любое течение, теряют многое в отношении творческих возможностей. Одиночество, прежде всего, не отсутствие кого-то, а присутствие себя. Но я не эгоист, ты ведь не думаешь так?

«В.Л.»: Конечно, нет. У тебя сколько дисков?

В.Б. Около двух тысяч.

«В.Л.»: 2000 дисков, и жена, и дочь. Если бы ты был эгоистом, у тебя было бы 10000 дисков и ты жил бы один.

В.Б. Пожалуй, верно.

«В.Л.»: Кстати, как ты относишься к творчеству своей дочери Евгении Голубенко?

В.Б. Я очень горжусь Женей и всем, что она делает. Она победитель и лауреат многочисленных литературных конкурсов. У нее уже вышел сборник стихов, а также книга прозы: «Шизофрения: прыжок». Надеюсь, это не последняя книга.

«В.Л.»: Присоединяюсь. А кто из луганских писателей тебе наиболее близок?

В.Б. Афористичный минималист Сергей Панов и глыба украинской литературы Васыль Голобородько.

«В.Л.»: Планируется ли презентация книги? Хочется вживую услышать.

В.Б. Пока не планируется. Хотя не буду категоричен, все может измениться. Почему я так редко выступаю? У каждого слушателя по поводу моих текстов возникают вопросы. Строчка - вопрос. Проблема двояка: с одной стороны, это ведь стеб над собой; а с другой, со временем интерпретация меняется. Разное время - разное понимание. Прикол в том, что мне не хочется формулировать. Кроме того, попадаются странные читатели. Как-то раз в луганской литературной гостиной «СТАН» ко мне подошла девочка, похожая на маньячку. Она сказала, что мои стихи напомнили ей Анну Ахматову, которая умерла в 1966 году. Следовательно, произошла реинкарнация, несмотря на то, что Ахматова скончалась через несколько месяцев после моего рождения... После этого случая выступаю все реже.

Для Меня Бог - это и процесс. Каждый раз смотришь на то, что написал, по разному. Стих - как любимая женщина. Вспоминаешь то или мгновение, жест... Название издательства My Penis Land означает, что процесс создания произведения похож на любовный акт, роман с музой. У Вуди Аллена есть гениальная фраза: «Откуда я знаю, что я такой хороший любовник? Я ПОСТоянно проверяю это на себе». Но чтобы услышать, я в будущем хочу сделать аудиокнигу поэмы. Где я буду читать только первую и последнюю строки. Под музыку, остальное будут начитывать другие люди. Каждый будет читать разным тоном: радостным, плачущим и т.д. По возможности, постараюсь использовать разные голоса: женские, мужские, детские. И пусть следующая книга будет с таким своеобразным бонусом. Или это будет видеокнига. Но сделать видеокнигу сложнее.

«В.Л.»: А можно в аудиокниге участие принять?

В.Б. Можно.

«В.Л.»: Еще вопрос: как ты относишься к литературным мистификациям?

В.Б. К мистификациям? Положительно! Мистификация, она же мифологизация себя, любимого, свойственна каждому поэту в той или иной мере, я думаю. Правда, я не буду говорить сейчас о всех мистификациях, к которым имею отношение сам! Вот у Сергея Курехина была потрясающая история. Когда они были в США на гастролях, то Курехин рассказал журналистам о том, как он в автомобильной аварии потерял кисти рук и играет на фортепиано с помощью протезов, сделанных советскими учеными, лучшими в мире. Американцы поверили, привели хирургов... Повторю, мифологизация необходима, учитывая, что жизнь - штука несерьезная.

«В.Л.»: Если уж речь зашла о музыке, то твоя поэзия пропитана духом семидесятых, хардрока. Какие группы ты любишь больше всех?

В.Б. Для меня важна не только музыка семидесятых, но и шестидесятых. Я люблю все группы, а выделяю особо три имени. Роберт Фрипп («Кинг Кримсон»); безумный ницшеанец Джим Моррион (Doors); И, наконец, Оззи! Я даже в детстве мечтал стать именно Оззи Осборном. Остальные группы я не забываю, и «Моторхед» замыкает верхнюю десятку моего топ-листа!

«В.Л.»: На сайте покойного Ильи Кормильцева есть много литературных обработок Лед Зеппелин. Не удивлюсь, если и у тебя есть переводы песен – Black Sabbat, к примеру.

В.Б. Я не занимаюсь сейчас литературными переводами, так как мне интереснее создать что-нибудь свое. Но когда был подростком, действительно, переводил. Моим первым поэтическим опытом было создание текстов для школьного рок-ансамбля, где играли мои друзья. Они же давали мне подстрочник, а я уже ваял свой текст, нередко сильно отличающийся от тех же Uriah Heep и пр. Переводы остались в старых папках, где лежат недописанные, недооформленные вещи. Хотелось бы скоро ими заняться. Как я указывал в послесловии, моей следующей книгой станет сборник «Красота не глубже кожи». А в 2011-2012 году я хочу взяться за сборник неизданного, всех этих отрывков. Оформим его как положено: с типографским надрывом, в виде истрепанной тетради, может, сделаем на обложке след от чашки и т.д. Если я еще переводы не выбросил, то какие-то из них войдут. Но все это, на мой взгляд, менее значительно, чем поэзия. Хотя есть у меня текст «Шоколадный Иисус», написанный прямо по мотивам песни Тома Вэйтса.

«В.Л.»: И последний, традиционный вопрос: какие творческие планы?

В.Б. Планируем выйти на российский рынок. Я же русскоязычный поэт.

«В.Л.»: Зачем же скромничать, ты целый русский поэт!

В.Б. Спасибо на добром слове!

Александр Сигида