	10 марта 2010 Дней Михаиловых задорное начало… Нам с вами подвалило счастье (или несчастье – это как кому) жить в продолжении той эпохи, первые радостные позывные (или позывы?) которой раздались как раз в эти дни ровно четверть века тому. А первыми свидетелями ее предстартового состояния стали зеваки, прогуливавшиеся вечерком 8 марта 1985-го по ул. Большая Дмитровка славного града Москвы – они видели, как из Дома Союзов выносили меблишку. Это был признак очередной панихиды, последней в ту «пятилетку пышных похорон» - все уже знали, что дни «дорого товарища К. У. Черненко» сочтены. Тогда ходил даже такой анекдот: мол, вечером 10 марта диктор Центрального Телевидения, весь в черном, сообщает: «Товарищи, вы будете смеяться, но нас опять постигла невосполнимая утрата» Не знаю, ушел ли Константин Устинович к праотцам уже к вечеру того праздничного дня или же его физиологическое состояние еще искусственно поддерживалось медицинской аппаратурой - в любом случае траурное известие последовало 10 марта, а уже на следующий день Пленум ЦК КПСС произвел ожидаемое избрание М.С. Горбачева. Правда, еще в декабре 1984-го советское телевиденье устроило своеобразный кастинг: тогда М. Горбачев ездил в Англию, а первый секретарь Московского городского комитета КПСС В. Гришин – в Венгрию. И оба визита широко освещались – советской (но особенно - и зарубежной) общественности словно давали знать, что теперь будут два претендента на пост партийного фюрера. Впрочем, сам Гришин потом говорил, что кроме Михаила Сергеевича других кандидатур не рассматривали – еще одного старца на посту генсека страна просто не выдержала бы, Компартия в таком случае утратила бы остатки своей моральной легитимности внутри страны да и весь мир рассмешила бы. Вероятно, в силу особенностей нашего менталитета из первых телодвижений нового генсека запомнилась, в основном, дубоватая антиалкогольная кампания. Да, потом она обрушила бюджет страны, привела к исчезновению с прилавков сахара, не говоря уже о вырубленных виноградниках и порезке на металлолом только что закупленных в Чехословакии двух десятков пивзаводов. А еще и милицейских сержантов стали именовать «королями винных очередей». Но был и положительный первоначальный эффект – народонаселение дружно понесло на свалки самогонные аппараты, года на полтора с улиц исчезли нетрезвый мужички, резко сократилось количество преступлений по пьяни, алкогольных отравлений и вообще динамика распространения алкоголизма затормозилась. Но почему-то редко припоминают иную, не менее нелепую кампанию – по борьбе с так называемыми «нетрудовыми доходами». Причем соответствующее партийно-правительственное постановление появилось на удивление быстро после одной статьи на эту тему в «Комсомольской правде». Трудовыми КПСС считала только те доходы, которые советский человек получал исключительно на государственных предприятиях и учреждениях. А торгующая выращенной у себя в огороде первой петрушкой бабушка таким образом автоматически попадала в графу «нетрудовой элемент». И началось. Работники милиции без всяких церемоний и прокурорских санкций вламывались во дворы граждан, чтоб вытоптать посевы овощей и сокрушить теплицы, даже не реагируя на заявления, что это народ выращивает для собственного потребления – питание со своего огорода тоже было засчитано в «нетрудовой доход». Наш регион от этого как-то и не очень пострадал, но вот в российском Нечерноземье, где фонды и лимиты на снабжение продуктами были куда меньше, чем в Донбассе, люди чуть ли не взбесились: в магазинах – только рыбные консервы да банки с морской капустой, а колхозные рынки, где торговали те бабушки, опустели. Еще одним пустопорожним упражнением стала попытка сократить госаппарат, в результате чего он, как и положено, вырос - за полгода где-то на 300 тысяч единиц. Все эти неуклюжие попытки вкупе с множеством иных показали, что, во-первых, партийное руководство само не знает, в какой стране оно живет и какой управляет; во-вторых – страна является практически не реформируемой в рамках парадигмы того государственного социализма, который был насильственно сконструирован за 70 лет. Так, осенью 1988 года территории предприятий-производителей сельскохозяйственной техники были заставлены тракторами и комбайнами, потому колхозы и совхозы были освобождены от обязательств их покупать. Но ведь в планах и бюджетах эти покупки были заложены! Кроме того, предприятиям разрешили использовать часть заработанных ими денег использовать самостоятельно – и руководство заводов и фабрик, вместо того, чтоб пустить их на обновление производства, начали повышать зарплаты. В результате резко нарушилось соотношение товарных и денежных масс, которое при плановой экономике строго регулировалось. А это повлекло сначала инфляцию, а потом полное исчезновение товаров с полок магазинов. Хотя сами магазины при этом доведенные им планы реализации и кассовые удивительным образом выполняли. А в 1989-м грянули шахтерские забастовки, которые наглядно выявили всю гнилость и политическую импотентность Компартии. Попутно стали выползать на свет Божий и примороженные национальные проблемы, в конце концов взорвавшие страну Карабах, Фергану, Баку, Прибалтику... И если в 1985-1988 годах народ жил от одного выступления М. Горбачева до другого, в которых молодой лидер вслух озвучивал то, о чем раньше говорилось на кухнях и в курилках и отвоевывал все новые плацдармы у партийных чинуш, то теперь отношение к нему начало резко меняться. На майском, если не ошибаюсь , пленуме ЦК КПСС в 1989-м страна впервые увидела произошедший там скандал между Э. Шеварднадзе и Е. Лигачевым – склока была в духе коммунальной квартиры. А глядя по телевизору на события сентябрьского пленума того же года, который должен был рассмотреть вопрос реформы сельского хозяйства, но единственным итогом которого стало заявление Михаила Сергеича о том, что КПСС не боится многопартийности… Глядя на все это, многие вдруг почувствовали, что ситуация в стране неуправляемая, и от очередных «исторических» решений пленумов и съездов уже ничегошеньки не зависит. А уж тем более – персонально от Генерального Секретаря ЦК КПСС. * * * Лично у меня отношение к Михаилу Сергеевичу хотя и достаточно двойственное, но в целом доброжелательное. Частично оно сформировалось в результате одного житейского случая. Как-то, году в 1988-м в одной из традиционных тогда очередей я услышал, как его виртуозно хулит всяческими изысканно-непотребными словами такой себе бомжеватого вида в средней (пока еще) степени опьянения неопрятный мужик лет 35-ти. Хулил как раз за то, что исчезли дешевое вино (бормотуха) и водка. Потом я слышал, как Горбачева проклинали вполне трезвые и опрятные тетушки, но все же это эмоциональное впечатление зафиксировалось: при всяких хамских высказываниях о «Михаиле Меченном» в моей памяти встает тот кривляющийся юродивый. Нет, я могу понять обывателя. Потому что он запомнил эпоху Л. Брежнева как период относительной сытости – первую в советские времена, да еще и после хрущевских кукурузных экспериментов. Хотя рядовой советский гражданин и в семидесятые годы минувшего века тоже скулил и облаивал старцев из Политбюро, видел деградацию дорогого Леонида Ильича и пересказывал анекдоты о том, как он принял посла Замбии за посла Гамбии и имел с ним дружескую беседу, но… За отсутствием выбора, не имея, как сейчас, хотя бы теоретической возможности слегка разбогатеть или смотаться на отдых в Турцию-Хорватию, а то и в Грецию-Италию, имея абсолютно смутные представления о том, как люди живут на загнивающем Западе и за счет чего там создан отлакированный быт, тогдашний наш обыватель был естественным образом адаптированным к нелепостям советского образа жизни и воспринимал их как какую-то норму. И в то же время просто-таки вожделел перемен. Ему не хотелось томиться в очередях за харчами и переплачивать спекулянтам за приличные обувку-одежку, книги и прочее. У него в печенках сидели вечные партийные, комсомольские, профсоюзные, производственные собрания с их пространным блудословием. Но вот хотелось вежливого обслуживания «как на западе» (забывая, что оно может оказаться не по карману). Обрыдли «кремлевские старцы», избиравшие сами себя. И воздушные замки демократии казались перспективой, которую вполне стоит пытаться выменять на конкретное и ощутимое благополучие. А тут на посту генсека оказался по тогдашним меркам чуть ли не политический тинэйджер – всего-то навсего 54-летний Михаил Сергеевич. И именно с ним тогда выросшие в условиях советской системы люди ассоциировали свои светлые упования на просветление своего жития-бытия. А поскольку все процессы начали развиваться с точностью до наоборот, то на смену надеждам пришло озлобление. Уже в годах 1990-91-м любой мало-мальски положительный отклик о нем вызывал агрессию. Консервативная часть партийного и государственного аппарата пыталась было придать этим настроениям организованные формы, но лучше это получилось у тех, кто сгруппировался вокруг Б. Ельцина – ветер истории тогда подул в его паруса. А августовский 1991-го года путч провалился как раз потому, что обыватель нутром почуял – не для его опять-таки блага Г. Янаев со товарищи затеяли этот балаган. Виноват ли был сам М. Горбачев в том глобальном историко-географическом катаклизме, грянувшем на седьмом году его правления? Как говорил один философ, не надо путать вину уголовную с виной трагической. Михаил Сергеевич был продуктом своей эпохи – и мыслил соответственно. И кадры вокруг него были того же происхождения. Вероятно, именно провалы первых лет натолкнули его на мысль расконсервировать заскорузлую советскую систему, дать простор инициативе людей. А это неизбежно привело к развалу самой системы, несовместимой даже с элементами демократии и личной инициативы граждан. Просто выветрилась историческая необходимость в существовании СССР с фактически мафиозным правлением в нем Компартии. Да и в условиях спокойных времен Н. Хрущова и Л. Брежнева подросли поколения, у которых уже не было сталинской закалки. Появились региональные элиты, которым понравилось блюсти свой собственный интерес. И как раз на пике этого момента у власти в бесперспективной с исторической точки зрения огромной стране угораздило оказаться М. Горбачеву. Вот попробуйте ответить на вопрос: а каким манером ее можно было сберечь? Развернуть сталинские по масштабам репрессии против интеллектуальных и национальных элит? Запугать население? Да это дало бы со временем обратный эффект и крови пролилось бы не меряно. И это происходило бы в технологически отсталой стране, неспособной прокормить и обуть-одеть саму себя, но с непомерно раздутым количеством предприятий группы «А» и паразитическим оборонно-промышленным комплексом. Один маленький пример – на момент прихода к власти М. Горбачева в стране была закрыта по причине изношенности половина молокозаводов. Своих предприятий для их модернизации не было (и это в стране, которая производила самые мощные и высокоточные ракеты!), а Запад отказывался продавать СССР эти технологии. М. Горбачев хотел модернизировать СССР. Другое дело, что у него не было для этого ни четкого плана, ни кадров. А первые попытки навести порядок убедили его, что путем прямого администрирования ситуацию только усугубишь – государственный и партийный аппарат будет действовать на местах в своих узкокорыстных интересах, а не на пользу стране. Но ведь исключительно на нем она и держалась. И именно этот паразитический аппарат и развалил ее, а не лично тов. Горбачев. И если последний Генеральный секретарь ЦК КПСС и первый и последний президент СССР не смог реализовать свои светлые планы образца 1985 года, то причина не только в нем. Просто у истории есть своя логика, которая не подчиняется решениям съездов и пленумов. Но все же благодаря именно Михаилу Сергеевичу распад огромной империи прошел относительно безболезненно, каким бы катастрофичным он кое-кому не казался. А мы с вами за четверть века пережили несколько исторических эпох. Как сказал еще в 1978 году поэт А. Кушнер: «Времена не выбирают - в них живут и умирают». Хорошо ли это или плохо – каждый пусть решит для себя сам. А я лишь осмелюсь привести еще несколько строчек этого поэта: Ты себя в счастливцы прочишь, А при Грозном жить не хочешь? Не мечтаешь о чуме Флорентийской и проказе? Хочешь ехать в первом классе, А не в трюме, в полутьме? Что ни век, то век железный. Но дымится сад чудесный, Блещет тучка; обниму Век мой, рок мой на прощанье. Время - это испытанье. Не завидуй никому. Афанасий Незлобливый

10 марта 2010

Дней Михаиловых задорное начало…

Нам с вами подвалило счастье (или несчастье – это как кому) жить в продолжении той эпохи, первые радостные позывные (или позывы?) которой раздались как раз в эти дни ровно четверть века тому. А первыми свидетелями ее предстартового состояния стали зеваки, прогуливавшиеся вечерком 8 марта 1985-го по ул. Большая Дмитровка славного града Москвы – они видели, как из Дома Союзов выносили меблишку. Это был признак очередной панихиды, последней в ту «пятилетку пышных похорон» - все уже знали, что дни «дорого товарища К. У. Черненко» сочтены. Тогда ходил даже такой анекдот: мол, вечером 10 марта диктор Центрального Телевидения, весь в черном, сообщает: «Товарищи, вы будете смеяться, но нас опять постигла невосполнимая утрата»

Не знаю, ушел ли Константин Устинович к праотцам уже к вечеру того праздничного дня или же его физиологическое состояние еще искусственно поддерживалось медицинской аппаратурой - в любом случае траурное известие последовало 10 марта, а уже на следующий день Пленум ЦК КПСС произвел ожидаемое избрание М.С. Горбачева.

Правда, еще в декабре 1984-го советское телевиденье устроило своеобразный кастинг: тогда М. Горбачев ездил в Англию, а первый секретарь Московского городского комитета КПСС В. Гришин – в Венгрию. И оба визита широко освещались – советской (но особенно - и зарубежной) общественности словно давали знать, что теперь будут два претендента на пост партийного фюрера. Впрочем, сам Гришин потом говорил, что кроме Михаила Сергеевича других кандидатур не рассматривали – еще одного старца на посту генсека страна просто не выдержала бы, Компартия в таком случае утратила бы остатки своей моральной легитимности внутри страны да и весь мир рассмешила бы.

Вероятно, в силу особенностей нашего менталитета из первых телодвижений нового генсека запомнилась, в основном, дубоватая антиалкогольная кампания. Да, потом она обрушила бюджет страны, привела к исчезновению с прилавков сахара, не говоря уже о вырубленных виноградниках и порезке на металлолом только что закупленных в Чехословакии двух десятков пивзаводов. А еще и милицейских сержантов стали именовать «королями винных очередей». Но был и положительный первоначальный эффект – народонаселение дружно понесло на свалки самогонные аппараты, года на полтора с улиц исчезли нетрезвый мужички, резко сократилось количество преступлений по пьяни, алкогольных отравлений и вообще динамика распространения алкоголизма затормозилась.

Но почему-то редко припоминают иную, не менее нелепую кампанию – по борьбе с так называемыми «нетрудовыми доходами». Причем соответствующее партийно-правительственное постановление появилось на удивление быстро после одной статьи на эту тему в «Комсомольской правде». Трудовыми КПСС считала только те доходы, которые советский человек получал исключительно на государственных предприятиях и учреждениях. А торгующая выращенной у себя в огороде первой петрушкой бабушка таким образом автоматически попадала в графу «нетрудовой элемент».

И началось. Работники милиции без всяких церемоний и прокурорских санкций вламывались во дворы граждан, чтоб вытоптать посевы овощей и сокрушить теплицы, даже не реагируя на заявления, что это народ выращивает для собственного потребления – питание со своего огорода тоже было засчитано в «нетрудовой доход». Наш регион от этого как-то и не очень пострадал, но вот в российском Нечерноземье, где фонды и лимиты на снабжение продуктами были куда меньше, чем в Донбассе, люди чуть ли не взбесились: в магазинах – только рыбные консервы да банки с морской капустой, а колхозные рынки, где торговали те бабушки, опустели.

Еще одним пустопорожним упражнением стала попытка сократить госаппарат, в результате чего он, как и положено, вырос - за полгода где-то на 300 тысяч единиц.

Все эти неуклюжие попытки вкупе с множеством иных показали, что, во-первых, партийное руководство само не знает, в какой стране оно живет и какой управляет; во-вторых – страна является практически не реформируемой в рамках парадигмы того государственного социализма, который был насильственно сконструирован за 70 лет. Так, осенью 1988 года территории предприятий-производителей сельскохозяйственной техники были заставлены тракторами и комбайнами, потому колхозы и совхозы были освобождены от обязательств их покупать. Но ведь в планах и бюджетах эти покупки были заложены! Кроме того, предприятиям разрешили использовать часть заработанных ими денег использовать самостоятельно – и руководство заводов и фабрик, вместо того, чтоб пустить их на обновление производства, начали повышать зарплаты. В результате резко нарушилось соотношение товарных и денежных масс, которое при плановой экономике строго регулировалось. А это повлекло сначала инфляцию, а потом полное исчезновение товаров с полок магазинов. Хотя сами магазины при этом доведенные им планы реализации и кассовые удивительным образом выполняли.

А в 1989-м грянули шахтерские забастовки, которые наглядно выявили всю гнилость и политическую импотентность Компартии. Попутно стали выползать на свет Божий и примороженные национальные проблемы, в конце концов взорвавшие страну Карабах, Фергану, Баку, Прибалтику...

И если в 1985-1988 годах народ жил от одного выступления М. Горбачева до другого, в которых молодой лидер вслух озвучивал то, о чем раньше говорилось на кухнях и в курилках и отвоевывал все новые плацдармы у партийных чинуш, то теперь отношение к нему начало резко меняться. На майском, если не ошибаюсь , пленуме ЦК КПСС в 1989-м страна впервые увидела произошедший там скандал между Э. Шеварднадзе и Е. Лигачевым – склока была в духе коммунальной квартиры. А глядя по телевизору на события сентябрьского пленума того же года, который должен был рассмотреть вопрос реформы сельского хозяйства, но единственным итогом которого стало заявление Михаила Сергеича о том, что КПСС не боится многопартийности… Глядя на все это, многие вдруг почувствовали, что ситуация в стране неуправляемая, и от очередных «исторических» решений пленумов и съездов уже ничегошеньки не зависит. А уж тем более – персонально от Генерального Секретаря ЦК КПСС.

* * *

Лично у меня отношение к Михаилу Сергеевичу хотя и достаточно двойственное, но в целом доброжелательное. Частично оно сформировалось в результате одного житейского случая. Как-то, году в 1988-м в одной из традиционных тогда очередей я услышал, как его виртуозно хулит всяческими изысканно-непотребными словами такой себе бомжеватого вида в средней (пока еще) степени опьянения неопрятный мужик лет 35-ти. Хулил как раз за то, что исчезли дешевое вино (бормотуха) и водка. Потом я слышал, как Горбачева проклинали вполне трезвые и опрятные тетушки, но все же это эмоциональное впечатление зафиксировалось: при всяких хамских высказываниях о «Михаиле Меченном» в моей памяти встает тот кривляющийся юродивый.

Нет, я могу понять обывателя. Потому что он запомнил эпоху Л. Брежнева как период относительной сытости – первую в советские времена, да еще и после хрущевских кукурузных экспериментов. Хотя рядовой советский гражданин и в семидесятые годы минувшего века тоже скулил и облаивал старцев из Политбюро, видел деградацию дорогого Леонида Ильича и пересказывал анекдоты о том, как он принял посла Замбии за посла Гамбии и имел с ним дружескую беседу, но… За отсутствием выбора, не имея, как сейчас, хотя бы теоретической возможности слегка разбогатеть или смотаться на отдых в Турцию-Хорватию, а то и в Грецию-Италию, имея абсолютно смутные представления о том, как люди живут на загнивающем Западе и за счет чего там создан отлакированный быт, тогдашний наш обыватель был естественным образом адаптированным к нелепостям советского образа жизни и воспринимал их как какую-то норму.

И в то же время просто-таки вожделел перемен. Ему не хотелось томиться в очередях за харчами и переплачивать спекулянтам за приличные обувку-одежку, книги и прочее. У него в печенках сидели вечные партийные, комсомольские, профсоюзные, производственные собрания с их пространным блудословием. Но вот хотелось вежливого обслуживания «как на западе» (забывая, что оно может оказаться не по карману). Обрыдли «кремлевские старцы», избиравшие сами себя. И воздушные замки демократии казались перспективой, которую вполне стоит пытаться выменять на конкретное и ощутимое благополучие.

А тут на посту генсека оказался по тогдашним меркам чуть ли не политический тинэйджер – всего-то навсего 54-летний Михаил Сергеевич. И именно с ним тогда выросшие в условиях советской системы люди ассоциировали свои светлые упования на просветление своего жития-бытия. А поскольку все процессы начали развиваться с точностью до наоборот, то на смену надеждам пришло озлобление. Уже в годах 1990-91-м любой мало-мальски положительный отклик о нем вызывал агрессию.

Консервативная часть партийного и государственного аппарата пыталась было придать этим настроениям организованные формы, но лучше это получилось у тех, кто сгруппировался вокруг Б. Ельцина – ветер истории тогда подул в его паруса. А августовский 1991-го года путч провалился как раз потому, что обыватель нутром почуял – не для его опять-таки блага Г. Янаев со товарищи затеяли этот балаган.

Виноват ли был сам М. Горбачев в том глобальном историко-географическом катаклизме, грянувшем на седьмом году его правления? Как говорил один философ, не надо путать вину уголовную с виной трагической. Михаил Сергеевич был продуктом своей эпохи – и мыслил соответственно. И кадры вокруг него были того же происхождения. Вероятно, именно провалы первых лет натолкнули его на мысль расконсервировать заскорузлую советскую систему, дать простор инициативе людей. А это неизбежно привело к развалу самой системы, несовместимой даже с элементами демократии и личной инициативы граждан. Просто выветрилась историческая необходимость в существовании СССР с фактически мафиозным правлением в нем Компартии. Да и в условиях спокойных времен Н. Хрущова и Л. Брежнева подросли поколения, у которых уже не было сталинской закалки. Появились региональные элиты, которым понравилось блюсти свой собственный интерес. И как раз на пике этого момента у власти в бесперспективной с исторической точки зрения огромной стране угораздило оказаться М. Горбачеву.

Вот попробуйте ответить на вопрос: а каким манером ее можно было сберечь? Развернуть сталинские по масштабам репрессии против интеллектуальных и национальных элит? Запугать население? Да это дало бы со временем обратный эффект и крови пролилось бы не меряно.

И это происходило бы в технологически отсталой стране, неспособной прокормить и обуть-одеть саму себя, но с непомерно раздутым количеством предприятий группы «А» и паразитическим оборонно-промышленным комплексом. Один маленький пример – на момент прихода к власти М. Горбачева в стране была закрыта по причине изношенности половина молокозаводов. Своих предприятий для их модернизации не было (и это в стране, которая производила самые мощные и высокоточные ракеты!), а Запад отказывался продавать СССР эти технологии.

М. Горбачев хотел модернизировать СССР. Другое дело, что у него не было для этого ни четкого плана, ни кадров. А первые попытки навести порядок убедили его, что путем прямого администрирования ситуацию только усугубишь – государственный и партийный аппарат будет действовать на местах в своих узкокорыстных интересах, а не на пользу стране. Но ведь исключительно на нем она и держалась. И именно этот паразитический аппарат и развалил ее, а не лично тов. Горбачев.

И если последний Генеральный секретарь ЦК КПСС и первый и последний президент СССР не смог реализовать свои светлые планы образца 1985 года, то причина не только в нем. Просто у истории есть своя логика, которая не подчиняется решениям съездов и пленумов. Но все же благодаря именно Михаилу Сергеевичу распад огромной империи прошел относительно безболезненно, каким бы катастрофичным он кое-кому не казался. А мы с вами за четверть века пережили несколько исторических эпох. Как сказал еще в 1978 году поэт А. Кушнер: «Времена не выбирают - в них живут и умирают». Хорошо ли это или плохо – каждый пусть решит для себя сам. А я лишь осмелюсь привести еще несколько строчек этого поэта:

Ты себя в счастливцы прочишь,

А при Грозном жить не хочешь?

Не мечтаешь о чуме

Флорентийской и проказе?

Хочешь ехать в первом классе,

А не в трюме, в полутьме?

Что ни век, то век железный.

Но дымится сад чудесный,

Блещет тучка; обниму

Век мой, рок мой на прощанье.

Время - это испытанье.

Не завидуй никому.

Афанасий Незлобливый