	17 июня 2010 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЕВРОПУ - Мама, а почему ты должна есть какашки? - Надо, сынок, надо. Тебе этого не понять. Владимир Сорокин, «Норма» Нациестроительство как опыт культурной самокастрации С обретением независимости Украина начала процесс нациестроительства, оформления новой нации, иных, отличных от советско-российских, культурных доминант. К этому стоит добавить, что со строительством нации мы серьезно опоздали лет эдак на сто, если не больше. Чтобы построить на месте дворца хату, крытую соломой, нужно разрушить дворец. Все, что не прошло тест на «украинскость», старательно выбрасывалось за борт. Один Гоголь как-то завис в воздухе: одной ногой над океаном, другой – на борту. В результате культурное поле украинца сузилось до чрезвычайно малых величин. Нациестроители посчитали, что если выбросить с «Титаника» всю мебель, он не утонет, а поплывет, аки лебедь белая в пруду графа Воронцова. Ага, щас… Украинский проект строительства нации начал пробуксовывать. Дело тут не в «совке», влиянии России и прочих страшилках для детей из песочницы. «Нациестроители» так и не смогли создать культурно привлекательный образ Украины: он вышел бесконечно слабым и рахитичным. Причина тут кроется не в их тупости, хотя без этого, конечно, не обошлось, а в банальном отсутствии строительного материала. Собственно украинский, «коренной» культурный слой непомерно тонок, и лепить из этого шлакоблок для строительства «украинства», было идеей, мягко говоря, неудачной. Мы хотим приклеиться к громадине Европы, имея за собой даже не маленький воз, груженый «цивилизационными ценностями», а мешочек для семечек, легко умещающийся в кармане. Показательным примером этого сползания в Терру Икс может служить Львов. Некогда культурный польско-еврейский город превратился в красивый мусорник. И все, что в нем есть прекрасного, связано с невыветрившимся духом прежних хозяев, а не современных его обитателей. Многие из посетивших Львов впадают в заблуждение, пририсовывая этот город к культурному облику галичан. Это все равно, что обезьяну в клетке назвать строителем и хозяином зоопарка. Иллюстрацией этому может служить центр города, где стоит великолепный памятник польскому национальному поэту Адаму Мицкевичу и топорный, выполненный в духе провинциальных бетонных Ильичей Тарас Шевченко. Нынешний Львов – это что-то вроде Рима, заселенного варварами. Но я не люблю варварского Рима, я люблю Рим римский, и больше никакой. Где когда-то в аристократических покоях красовались позолоченные амурчики, теперь воцарились музеи местной «культуры», глубоко крестьянской, а не городской по своей сути. Европейская позолота содрана и на ее месте воцарились чучела в гуцульских костюмах, почивающие на подгнившей соломе. Кто мы мог подумать, что какой-нибудь печной ухват мог бы стать ценным музейным экспонатом? Но в глазах галичан прокопченный ухват сияет, как неопалимая купина, откуда Господь откровенничал с Моисеем. Поэтому когда галичанин кричит о том, что он европеец, на Бога нападает икота. Душа галичанина жаждет позолоченных амурчиков, погубленных им же, и, вместе с тем, он не видит перед собой ничего, кроме мумифицированного навоза прадедушкиной тельной коровы, и ничего, кроме него, окружающим предложить не может. Украинский национальный проект в том виде, в котором он пребывает последние двадцать лет, провален изначально. Он может воплотиться в жизнь только насильно, иначе просто не выдержит конкуренции с более здоровыми и сильными культурами. Гуманитарное насилие времен Ющенко было не показателем убогости этого человека, а неспособности самого украинского проекта предложить какие-либо иные пути его внедрения в сознание масс. Виктор Андреевич действовал так, как ему диктовала логика развертывания «украинства». Приходилось махать топором, потому что под рукой других инструментов не было и не могло быть. Стать «щирым украинцем», как понимают этот термин «нациестроители», это все равно, что скинуть с себя костюм от Версаче, стать на четыре кости и начать питаться собственным пометом. Не очень-то приятная альтернатива. Это не прогресс, а нечто совершенно противоположное. Отсюда и гуманитарное насилие, и продвижение украинского национального проекта с треском и скрипом. Можно сколько угодно раздуваться, как некое резиновое изделие, обожествляя глечики и печные ухваты, но все это дело неизменно сдувается при столкновении с очевидностью, которая, как рентгеновский луч, просвечивает эту натужную гордость насквозь и не находит там ничего, кроме хлама. Булгаков, которого почему-то записали в «украинофобы», правильно оценил буйно цветущее в Киеве его молодости «украинство». Не был он никаким украинофобом. Фобия подразумевает страх или, на худой конец, ненависть, вызванную все тем же страхом. Но Булгаков «украинства» не боялся – он его презирал. Культура как прислуга политики Так получилось, что в глазах европейца любой целенаправленный процесс предполагает прогресс, иначе он теряет смысл и оправданность затраченных на него сил. Даже немецкий нацизм при всем его варварстве - устремленность в новое лучшее будущее вечного Третьего Рейха. В случае Украины происходит противоположное - усыхание, скукоживание и деградация за счет сужения ценностных ориентиров и уменьшения культурного материала. Украинизаторство в современном его виде обслуживает сугубо политические цели и осуществляется ради них. Культурные цели здесь вторичны, если вообще предполагались и всякий возникающий духовный ориентир выступает в роли не более чем прислуги политики. Существование нации оправдывает само существование украинской государственности. Есть хозяин – значит должен быть и двор. Но дело здесь не в народе и государстве, а в попытке оправдания власти и придания ей легитимности в глазах населения. Власть без нации выглядит всего лишь узурпатором, волей случая оставшегося самовольничать на жирном куске бывшей империи. Недаром украинский национализм даже в самых его радикальных формах пользовался гласной и негласной поддержкой государства на протяжении практически всех лет независимости. Кравчук, Кучма, Ющенко в той или иной степени пользовались его услугами. Иногда националисты превращались в что-то вроде девочек по вызову. Ими пользовались, утверждали с их помощью власть, а потом отсылали на помойку за ненадобностью. Разве что Ющенко, человек со своеобразной порядочностью, своих девочек так и не бросил. В итоге они его наградили чем-то таким, с чем на второй срок не избирают. Проблема еще и в том, что националисты оказались не в состоянии дать ответы на вызовы времени. Они взяли на себя роль примитивных политических пролетариев, утраивающих акции протеста против матюков москаля, радеют о добром здравии Голодомора и т.д.. Для современного человека, искренне обожающего матюки и равнодушного к проявлениям голода когда-то там черт знает когда, этого явно недостаточно. Непонятно, почему националисты удовлетворяются ролью политических неандертальцев, потрясающих дубиной, но, возможно, такова их природа, а с ней не поспоришь. Беда в том, что для неандертальцев не может существовать подлинных культурных целей. Но нация без культуры, да еще, прости Господи, без матюков – это не нация. *** Свой - чужой Являемся ли мы для Европы своими или все-таки представляемся ей некоей восточной экзотикой, от которой разит борщом, салом и прочими привычными атрибутами? Учитывая собственную самооценку, сдвигающую Украину в Терру Икс, мы бы выглядели в собственных глазах на каком-нибудь немецком фестивале любителей пива заезжими торговцами урюком. Сомнительно, что взгляд бывших чистокровных арийцев выглядел бы как-то иначе, особенно если учитывать что немецкую спесь сверхчеловека, с презрением глядящим сквозь прусский монокль на славянских полулюдей, в глубину сумрачного германского гения не затолкали даже две с треском проигранные Мировые войны. В немцах до сих пор жив «юбер аллес», вынужденно разлученный с растоптанным советским солдатским сапогом «дранг нах остеном». В наших же душах никакие «юбер аллес» с «дранг нахами» не срослись по причине их полного отсутствия. «Урюк, урюк, свежий урюк. Налетай, покупай», - шепчет загадочная славянская душа при виде белокурых европейских бестий, распивающих баварское пивко. Немцы вообще представляли собой квинтэссенцию европейского отношения к Восточной Европе. Для Гитлера с Геббельсом Азия вообще начиналась с Польши. Да, они были нацистами, но нацистами европейскими. Замечательный пример - англоязычный путеводитель по Сербии. Сказано там примерно такое: «Сербы - тоже люди, не надо их считать демонами». Две Европы Если очертить границы европейской цивилизации рубежами распространения христианства в Средневековье, мы получим в итоге не одну Европу, а две. Римскую католическую и византийскую православную. Существенные различия между ними чувствовались еще во времена единства христианской церкви. Причем соотношения толщины культурных слоев тогда было явно не в пользу варварского запада. Проще говоря, сердце европейской цивилизации билось в Константинополе, а не в Риме. Князь Владимир, приняв крещение от Византии, не просто прельстился красотой греческого богослужения, а выбрал сторону сильного. Формирование идентичности двух Европ произошло довольно рано, и христианизация Руси по византийским стандартам тысячу лет назад означала переход в лагерь восточно-христианской цивилизации, а значит четко обозначала культурный раскол и рождение атмосферы чуждости в отношениях между Русью и католическим Западом, которая не замедлила сказаться в сравнительно короткий исторический срок. Захлестнутый их пылом слеп и глух К тем монументам, что воздвигнул дух. У. – Б. Йейтс, «Плавание в Византию» Назад в Византию Культурное влияние Византии отнюдь не ограничивалось границами распространения православия. Явственные знаки влияния восточной империи мы можем найти и в эпохе итальянского Возрождения. После падения Константинополя под напором турок в 1453 году Италию наводнили греческие беженцы, принесшие с собой новые тогда для католической Европы знания. Интересно, что просветители времен Возрождения при переводах античных трудов пользовались преимущественно византийскими рукописями. Огромную роль византийское наследие сыграло ранее, обогатив знаниями арабов, чья наука целиком базировалась на греческих источниках. Фактически Возрождение стало вторым, но не политическим, а духовным переизданием Византийской империи. Византийские элементы не просто не были отвергнуты арабами и итальянцами, но были с успехом поглощены и включены в их собственное культурное поле. Византия фактически послужила мостом между античностью и Новой Европой, дав ей чувство непрерывности и преемственности времен и культур. Украина, в сущности, такой же культурный полуостров Империи, как и вся остальная Европа. Она должна не сужать культурное поле, а расширять его, в том числе и за счет византийских элементов, которые в свою очередь ведут нас к сокровищам еще более древних Греции и Рима. Это не предельно зауженная этническая история, но куда более просторная история цивилизации, которая связывает нас с остальной Европой так же, как наличие сходных признаков объединяет всех гомо сапиенс на планете в один биологический вид. Почему героем Украины можно делать Бандеру, никогда не имевшего украинского гражданства и нельзя, например, Митридата Евпатора, понтийского царя, чья столица была на месте современной Керчи? Ведь это значительная и интереснейшая личность, куда до него мелковатому галицкому Степану, который на фоне круговорота событий Второй мировой войны выглядел мельче яйца платяной вши на огромном ковре. Митридат же создал могучую державу, полностью охватившую не только все побережье Черного моря, но и огромный кусок нынешней территории Турции, Греции, Болгарии и т. д. Царь фактически на равных соревновался с тогдашней мировой державой – Римом. Ничего, что он был наполовину перс, наполовину грек. За годы оранжевой власти мы привыкли причислять к украинцам трипольцев, внешне больше напоминавших армян или евреев. Почему бы Митридату не быть украинцем? Судя по скульптурным изображениям, дошедшим до наших дней, его вполне можно было бы выдать за какого-нибудь полтавского парубка, а в гробницу подкинуть украинский паспорт. Мы должны мерить себя не по национальным, но по культурно-цивилизационным меркам, включая в свою генеалогию не только Шевченок, но и Элладу, и все три Рима, так или иначе наследовавшие ей. Так же глупо выставлять себя в роли униженных папуасов, изнасилованных российским империализмом, и отказываться от заслуженной роли таких же строителей империи, какими были и все остальные жители восточноевропейских равнин. Двуглавый византийский орел должен стать если не политическим, то неотъемлемым культурным атрибутом Украины. Пушкин и Толстой как иностранные писатели – это не строительство нации, а сборка хижины для дикарей. И если мы хотим войти в Европу на правах «своих» хотя бы в собственных глазах, нужно понять, что «нацие-строительство» в духе ющенок - явление сугубо политическое и не несет никакого культурного прогресса, а значит только отодвигает нас от Европы, поэтому нужно искать другие пути. Гарик ПРОСТОГНИДИН

17 июня 2010

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЕВРОПУ

- Мама, а почему ты должна есть какашки?

- Надо, сынок, надо. Тебе этого не понять.

Владимир Сорокин,

«Норма»

Нациестроительство как опыт культурной самокастрации

С обретением независимости Украина начала процесс нациестроительства, оформления новой нации, иных, отличных от советско-российских, культурных доминант. К этому стоит добавить, что со строительством нации мы серьезно опоздали лет эдак на сто, если не больше.

Чтобы построить на месте дворца хату, крытую соломой, нужно разрушить дворец. Все, что не прошло тест на «украинскость», старательно выбрасывалось за борт. Один Гоголь как-то завис в воздухе: одной ногой над океаном, другой – на борту.

В результате культурное поле украинца сузилось до чрезвычайно малых величин. Нациестроители посчитали, что если выбросить с «Титаника» всю мебель, он не утонет, а поплывет, аки лебедь белая в пруду графа Воронцова. Ага, щас… Украинский проект строительства нации начал пробуксовывать.

Дело тут не в «совке», влиянии России и прочих страшилках для детей из песочницы. «Нациестроители» так и не смогли создать культурно привлекательный образ Украины: он вышел бесконечно слабым и рахитичным. Причина тут кроется не в их тупости, хотя без этого, конечно, не обошлось, а в банальном отсутствии строительного материала. Собственно украинский, «коренной» культурный слой непомерно тонок, и лепить из этого шлакоблок для строительства «украинства», было идеей, мягко говоря, неудачной.

Мы хотим приклеиться к громадине Европы, имея за собой даже не маленький воз, груженый «цивилизационными ценностями», а мешочек для семечек, легко умещающийся в кармане.

Показательным примером этого сползания в Терру Икс может служить Львов. Некогда культурный польско-еврейский город превратился в красивый мусорник. И все, что в нем есть прекрасного, связано с невыветрившимся духом прежних хозяев, а не современных его обитателей. Многие из посетивших Львов впадают в заблуждение, пририсовывая этот город к культурному облику галичан. Это все равно, что обезьяну в клетке назвать строителем и хозяином зоопарка. Иллюстрацией этому может служить центр города, где стоит великолепный памятник польскому национальному поэту Адаму Мицкевичу и топорный, выполненный в духе провинциальных бетонных Ильичей Тарас Шевченко.

Нынешний Львов – это что-то вроде Рима, заселенного варварами. Но я не люблю варварского Рима, я люблю Рим римский, и больше никакой.

Где когда-то в аристократических покоях красовались позолоченные амурчики, теперь воцарились музеи местной «культуры», глубоко крестьянской, а не городской по своей сути. Европейская позолота содрана и на ее месте воцарились чучела в гуцульских костюмах, почивающие на подгнившей соломе. Кто мы мог подумать, что какой-нибудь печной ухват мог бы стать ценным музейным экспонатом? Но в глазах галичан прокопченный ухват сияет, как неопалимая купина, откуда Господь откровенничал с Моисеем. Поэтому когда галичанин кричит о том, что он европеец, на Бога нападает икота. Душа галичанина жаждет позолоченных амурчиков, погубленных им же, и, вместе с тем, он не видит перед собой ничего, кроме мумифицированного навоза прадедушкиной тельной коровы, и ничего, кроме него, окружающим предложить не может.

Украинский национальный проект в том виде, в котором он пребывает последние двадцать лет, провален изначально. Он может воплотиться в жизнь только насильно, иначе просто не выдержит конкуренции с более здоровыми и сильными культурами.

Гуманитарное насилие времен Ющенко было не показателем убогости этого человека, а неспособности самого украинского проекта предложить какие-либо иные пути его внедрения в сознание масс. Виктор Андреевич действовал так, как ему диктовала логика развертывания «украинства». Приходилось махать топором, потому что под рукой других инструментов не было и не могло быть.

Стать «щирым украинцем», как понимают этот термин «нациестроители», это все равно, что скинуть с себя костюм от Версаче, стать на четыре кости и начать питаться собственным пометом. Не очень-то приятная альтернатива. Это не прогресс, а нечто совершенно противоположное. Отсюда и гуманитарное насилие, и продвижение украинского национального проекта с треском и скрипом.

Можно сколько угодно раздуваться, как некое резиновое изделие, обожествляя глечики и печные ухваты, но все это дело неизменно сдувается при столкновении с очевидностью, которая, как рентгеновский луч, просвечивает эту натужную гордость насквозь и не находит там ничего, кроме хлама.

Булгаков, которого почему-то записали в «украинофобы», правильно оценил буйно цветущее в Киеве его молодости «украинство». Не был он никаким украинофобом. Фобия подразумевает страх или, на худой конец, ненависть, вызванную все тем же страхом. Но Булгаков «украинства» не боялся – он его презирал.

Культура как прислуга политики

Так получилось, что в глазах европейца любой целенаправленный процесс предполагает прогресс, иначе он теряет смысл и оправданность затраченных на него сил. Даже немецкий нацизм при всем его варварстве - устремленность в новое лучшее будущее вечного Третьего Рейха. В случае Украины происходит противоположное - усыхание, скукоживание и деградация за счет сужения ценностных ориентиров и уменьшения культурного материала. Украинизаторство в современном его виде обслуживает сугубо политические цели и осуществляется ради них. Культурные цели здесь вторичны, если вообще предполагались и всякий возникающий духовный ориентир выступает в роли не более чем прислуги политики.

Существование нации оправдывает само существование украинской государственности. Есть хозяин – значит должен быть и двор. Но дело здесь не в народе и государстве, а в попытке оправдания власти и придания ей легитимности в глазах населения. Власть без нации выглядит всего лишь узурпатором, волей случая оставшегося самовольничать на жирном куске бывшей империи.

Недаром украинский национализм даже в самых его радикальных формах пользовался гласной и негласной поддержкой государства на протяжении практически всех лет независимости. Кравчук, Кучма, Ющенко в той или иной степени пользовались его услугами. Иногда националисты превращались в что-то вроде девочек по вызову. Ими пользовались, утверждали с их помощью власть, а потом отсылали на помойку за ненадобностью. Разве что Ющенко, человек со своеобразной порядочностью, своих девочек так и не бросил. В итоге они его наградили чем-то таким, с чем на второй срок не избирают.

Проблема еще и в том, что националисты оказались не в состоянии дать ответы на вызовы времени. Они взяли на себя роль примитивных политических пролетариев, утраивающих акции протеста против матюков москаля, радеют о добром здравии Голодомора и т.д.. Для современного человека, искренне обожающего матюки и равнодушного к проявлениям голода когда-то там черт знает когда, этого явно недостаточно. Непонятно, почему националисты удовлетворяются ролью политических неандертальцев, потрясающих дубиной, но, возможно, такова их природа, а с ней не поспоришь. Беда в том, что для неандертальцев не может существовать подлинных культурных целей. Но нация без культуры, да еще, прости Господи, без матюков – это не нация.

***

Свой - чужой

Являемся ли мы для Европы своими или все-таки представляемся ей некоей восточной экзотикой, от которой разит борщом, салом и прочими привычными атрибутами? Учитывая собственную самооценку, сдвигающую Украину в Терру Икс, мы бы выглядели в собственных глазах на каком-нибудь немецком фестивале любителей пива заезжими торговцами урюком.

Сомнительно, что взгляд бывших чистокровных арийцев выглядел бы как-то иначе, особенно если учитывать что немецкую спесь сверхчеловека, с презрением глядящим сквозь прусский монокль на славянских полулюдей, в глубину сумрачного германского гения не затолкали даже две с треском проигранные Мировые войны. В немцах до сих пор жив «юбер аллес», вынужденно разлученный с растоптанным советским солдатским сапогом «дранг нах остеном».

В наших же душах никакие «юбер аллес» с «дранг нахами» не срослись по причине их полного отсутствия. «Урюк, урюк, свежий урюк. Налетай, покупай», - шепчет загадочная славянская душа при виде белокурых европейских бестий, распивающих баварское пивко.

Немцы вообще представляли собой квинтэссенцию европейского отношения к Восточной Европе. Для Гитлера с Геббельсом Азия вообще начиналась с Польши. Да, они были нацистами, но нацистами европейскими.

Замечательный пример - англоязычный путеводитель по Сербии. Сказано там примерно такое: «Сербы - тоже люди, не надо их считать демонами».

Две Европы

Если очертить границы европейской цивилизации рубежами распространения христианства в Средневековье, мы получим в итоге не одну Европу, а две. Римскую католическую и византийскую православную. Существенные различия между ними чувствовались еще во времена единства христианской церкви. Причем соотношения толщины культурных слоев тогда было явно не в пользу варварского запада. Проще говоря, сердце европейской цивилизации билось в Константинополе, а не в Риме. Князь Владимир, приняв крещение от Византии, не просто прельстился красотой греческого богослужения, а выбрал сторону сильного.

Формирование идентичности двух Европ произошло довольно рано, и христианизация Руси по византийским стандартам тысячу лет назад означала переход в лагерь восточно-христианской цивилизации, а значит четко обозначала культурный раскол и рождение атмосферы чуждости в отношениях между Русью и католическим Западом, которая не замедлила сказаться в сравнительно короткий исторический срок.

Захлестнутый их пылом слеп и глух

К тем монументам, что воздвигнул дух.

У. – Б. Йейтс,

«Плавание в Византию»

Назад в Византию

Культурное влияние Византии отнюдь не ограничивалось границами распространения православия. Явственные знаки влияния восточной империи мы можем найти и в эпохе итальянского Возрождения. После падения Константинополя под напором турок в 1453 году Италию наводнили греческие беженцы, принесшие с собой новые тогда для католической Европы знания. Интересно, что просветители времен Возрождения при переводах античных трудов пользовались преимущественно византийскими рукописями. Огромную роль византийское наследие сыграло ранее, обогатив знаниями арабов, чья наука целиком базировалась на греческих источниках. Фактически Возрождение стало вторым, но не политическим, а духовным переизданием Византийской империи.

Византийские элементы не просто не были отвергнуты арабами и итальянцами, но были с успехом поглощены и включены в их собственное культурное поле. Византия фактически послужила мостом между античностью и Новой Европой, дав ей чувство непрерывности и преемственности времен и культур.

Украина, в сущности, такой же культурный полуостров Империи, как и вся остальная Европа. Она должна не сужать культурное поле, а расширять его, в том числе и за счет византийских элементов, которые в свою очередь ведут нас к сокровищам еще более древних Греции и Рима. Это не предельно зауженная этническая история, но куда более просторная история цивилизации, которая связывает нас с остальной Европой так же, как наличие сходных признаков объединяет всех гомо сапиенс на планете в один биологический вид.

Почему героем Украины можно делать Бандеру, никогда не имевшего украинского гражданства и нельзя, например, Митридата Евпатора, понтийского царя, чья столица была на месте современной Керчи? Ведь это значительная и интереснейшая личность, куда до него мелковатому галицкому Степану, который на фоне круговорота событий Второй мировой войны выглядел мельче яйца платяной вши на огромном ковре. Митридат же создал могучую державу, полностью охватившую не только все побережье Черного моря, но и огромный кусок нынешней территории Турции, Греции, Болгарии и т. д. Царь фактически на равных соревновался с тогдашней мировой державой – Римом. Ничего, что он был наполовину перс, наполовину грек. За годы оранжевой власти мы привыкли причислять к украинцам трипольцев, внешне больше напоминавших армян или евреев. Почему бы Митридату не быть украинцем? Судя по скульптурным изображениям, дошедшим до наших дней, его вполне можно было бы выдать за какого-нибудь полтавского парубка, а в гробницу подкинуть украинский паспорт.

Мы должны мерить себя не по национальным, но по культурно-цивилизационным меркам, включая в свою генеалогию не только Шевченок, но и Элладу, и все три Рима, так или иначе наследовавшие ей. Так же глупо выставлять себя в роли униженных папуасов, изнасилованных российским империализмом, и отказываться от заслуженной роли таких же строителей империи, какими были и все остальные жители восточноевропейских равнин. Двуглавый византийский орел должен стать если не политическим, то неотъемлемым культурным атрибутом Украины. Пушкин и Толстой как иностранные писатели – это не строительство нации, а сборка хижины для дикарей. И если мы хотим войти в Европу на правах «своих» хотя бы в собственных глазах, нужно понять, что «нацие-строительство» в духе ющенок - явление сугубо политическое и не несет никакого культурного прогресса, а значит только отодвигает нас от Европы, поэтому нужно искать другие пути.

Гарик ПРОСТОГНИДИН